В то далёкое лето. Повести, рассказы - Левон Восканович Адян

Анаит вошла домой и вспомнила другую осень. Той осенью в ее и Мушега жизни произошли значимые события: Анаит поступила в Степанакертский медицинский техникум, а Мушега призвали в Армию. Думали, что, пока Мужег будет служить в Армии, Анаит окончит техникум, они вернутся в село, и тогда поженятся.

— Ты будешь ждать меня два года? — спросил Мушег.

— Ты что, не веришь мне?

— Почему нет? — с сомнением ответил Мушег.

— Я буду ждать тебя, только часто пиши мне. — И Анаит дождалась, хотя и понимала, что неполноценна их любовь, Мушег ее любит, а она связана с ним, связана теплым дружеским чувством и уважением. И, тем не менее, дождалась, потому, что для нее, по сути, было все равно, после Карена не все ли равно, кого ждешь? И она ждала, одновременно, училась. Один — два раза в месяц приезжала в село, так как техникум находился не далеко, в областном центре, в шестидесяти километрах от села.

Карен оказался хозяином своего слова, в село не вернулся, и никто толком не знал, где он, хотя было известно, что уехал из Казахстана, еще в конце июля «Словом, после отправки последнего письма», — в уме подсчитала Анаит. А куда уехал, долгое время никто не знал.

Однажды, Анаит нашла в себе смелость, пойти к ним домой. Мать Карена в огороде перед домом собирала зеленую фасоль. Анаит поздоровалась с ней через ограду. В ответ мать что-то буркнула под нос и продолжила свою работу. Анаит, конечно, хорошего приема не ожидала (она не забыла свой первый визит), но растерялась, до такой степени, что на миг осталась стоять, не зная, что сказать. Придя в себя, она сказала, что просто хотела узнать, где находится Карен и пишет ли письма?. По всей вероятности, этого оказалось достаточным, чтобы мать Карена вышла из себя. Озверев, она вышла из грядки с прилипшими к одежде листьями фасоли и, размахивая руками, и взрывая воздух крикливым голосом, напала на ошеломленную от неожиданности Анаит, сразу начав сыпать проклятия на ее голову. Она произносила такие слова, которые Анаит не слышала ни разу за всю свою жизнь. Анаит развернулась и почти бегом удалилась из их двора, слышала, как мать Карена бросила ей вслед: «Любовник твой ушел, да, поэтому снова виляешь хвостом?» Анаит вышла на улицу, сильно покраснев от оскорблений и обиды, Ей повезло, вокруг никого не было. Но Анаит знала, что до вечера все село будет знать, как мать Карена, Лусик, дала взбучку Анаит. Только в начале октября в селе распространился слух, что Карен поступил в Сельскохозяйственную Академию имени Тимирязева. Анаит с горечью подумала о том, что их размолвка была в пользу Карена. Кто знает, может, были бы вместе, он не сумел бы поступить?.

Заканчивая техникум, Анаит попросила, чтоб ее направили в работать в родное село в больнице. А через два месяца из армии вернулся Мушег, загоревший от солнца и возмужавший. Служил он в мотострелковой дивизии, где и приобрел специальность механика. Поэтому, вернувшись в село, он устроился на работу в колхозный автогараж. Скоро его назначили заведующим гаражом (прежний заведующий был человеком пожилым и с трудом справлялся с работой). Мушег так организовал работу, что все машины полностью были готовы к весенней страде и сбору урожая. Колхозное начальство облегчённо вздохнуло: наконец, нашелся опытный механик, прошедший армейскую школу.

В середине осени, когда завершились работы на полях, Мушег и Анаит поженились. Анаит было грустно, это не огорчило Мушега и его родителей, но свадьбу сыграли простенькую, на которую пригласили около двадцати-двадцати пяти человек из числа близких родственников и друзей. Потом колхоз выделил новый земельный участок и денежную ссуду на строительство дома. Они постороили одноэтажный дом из двух комнат. Дом был на холме, лицом к солнцу; отсюда, как на ладони, был виден весь Хндзахут, с раскинувшимися на склонах холмов и в небольщих ущельях маленькими подворьями. В ясную погоду и лунные ночи, круглый год на глазах у Анаит в одиночестве тоскует гора Мрав, виднеющиеся вокруг все горы и скалы, большие и малые луга, примыкающие к лесам, или же в тех же самых лесах. Анаит стояла и долго рассматривала все это, но ничего не пробуждало в ней никакого чувства. В этом доме на холме начали жить Анаит и Мушег. Обремененная новыми заботами, связанными с коренными изменениями после детства да с устновившейся духовной стабильностью, Анаит сначала не замечала собственного отчуждения от Мушега, Мушег и сам не проявлял, казалось, никаких признаков недовольства, потому что внешне это не проявлялось. Анаит была любезна с мужем, заботлива и мила, Мушег, также, отвечал ей теми же чувствами. С утра Анаит шла в больницу, а Мушег в ремонтные мастерские. Он возвращался, обычно, позже Анаит, и дома всегда был готов вкусный и горячий обед. Обедали вместе, а потом вместе ходили в гости к кому-либо из родственников, или ходили в кино, а иногда оставались дома. Дома им не было скучно, Мушег с радостью и добровольно помогал Анаит по хозяйству, а когда делать было нечего, каждый из них брал книгу из книжного шкафа и углублялся в чтение, или, если по телевидению транслировали интересный фильм, садились перед телевизором и смотрели. В такие моменты Мушег, зная, какая Анаит поклонница кино, больше смотрел на нее, чем на экран, стараясь по выражению лица жены, по взгляду догадаться, что показывают на экране, и, почти всегда, угадывал безошибочно. Отчужденность появлялась у Анаит тогда, когда они ложились в постель. Хотя ласки Мушега ей не были противны, но не трогали ее, не волновали ее кровь и чтобы скрыть это, Анаит была вынуждена притворяться, отвечая на его ласки. Она с ужасом думала о том, что всю жизнь должна притворяться и всю жизнь бояться, что настанет день, когда Мушег почувствует ее лживость. Пару раз она ловила себя на том, что, чуть было, вместо Мушега, она ни произнесла имя Карена, застывая от мысли о том, что это может когда-нибудь произойти, и что может произойти после этого. Она стала лихорадочно отгонять от себя это пугающее ее имя, эту ночную вину перед мужем она старалась искупить днем, проявляя к нему нежную заботу, ласку, спокойствие характера. И это, в общем, ей удавалось, судя по тому, что Мушег искренне радовался ее мирной, нежной покорности, ни чуть не сомневаясь в истинности чувств, относя все, как он сам выражался, к «его чудовищному везению». Тем не менее, день сменялся ночью и все повторялось. Снова Анаит